Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке] - Филип Дик
- Дата:02.10.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Альтернативная история
- Название: Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]
- Автор: Филип Дик
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И в какой же области вы специализируетесь?
— Пластмассы. Полиэстеры. Резина. Заменители. Промышленное использование этих материалов. Понимаете? Не для производства товаров широкого потребления.
— Швеция производит пластмассы? Невероятно!
— Да, и при том очень хорошие. Если вы назовете мне свою фамилию, я распоряжусь выслать вам по почте проспект фирмы. — Бейнс приготовил авторучку и записную книжку.
— Не утруждайтесь. Зря потратитесь. Я не коммерсант, я — художник. Не обижайтесь. Возможно, вы видели мои работы в Европе. Алекс Лотце, — он выжидательно смотрел на Бейнса.
— Простите, но я равнодушен к современному искусству, — сказал Бейнс. — Мне больше по душе старые довоенные кубисты и абстракционисты. Мне нравятся картины, которые хотят что-то выразить, а не просто представить идеал. — Он отвернулся.
— Но ведь именно в этом задача искусства, — возразил Лотце. — Повышать духовность человека, помочь ему преодолеть чувственное начало в себе. Ваше абстрактное искусство характеризует период упадка духа, духовного хаоса, вызванного упадком общества, старой плутократии, состоявшей из еврейских и капиталистических миллионеров, международной клики, которая поддерживала упадочное искусство. Те времена прошли безвозвратно. Искусство должно идти дальше — оно не может оставаться без движения.
Бейнс кивнул, продолжая глядеть в окно.
— Вы бывали в Пацифиде раньше? — спросил Лотце.
— Несколько раз.
— А я нет. В Сан-Франциско открылась выставка моих произведений, устроенная ведомством доктора Геббельса по договоренности с японскими властями. Культурный обмен — с целью углубления взаимопонимания и укрепления доброй воли. Мы должны ослабить напряженность между Востоком и Западом, не так ли? Мы должны больше общаться друг с другом, и этому может содействовать искусство.
Бейнс снова кивнул. Внизу, за пределами огненного кольца выхлопных газов реактивных двигателей теперь виднелся Сан-Франциско и залив, на берегу которого город был расположен.
— Где в Сан-Франциско вы собираетесь питаться? — продолжал Лотце. — Мне забронировано одно место в Палас-отеле, но, по-моему, приличную еду можно найти в интернациональном районе, например, в Чайнатаун.
— Верно, — кивнул Бейнс.
— Цены в Сан-Франциско высокие? В эту поездку я отправился с совсем пустыми карманами. Министерство пропаганды экономит, — Лотце рассмеялся.
— Все зависит от того, по какому курсу вам удастся обменять деньги. Я осмеливаюсь предположить, что у вас чеки Рейхсбанка, советую поменять их в Токийском банке на Сэмсон-стрит.
— Данке зер, — сказал Лотце. — А то я намеревался это сделать в гостинице.
Ракетоплан уже опустился почти к самой земле. Теперь были отчетливо видны поле ракетодрома, ангары, стоянки автомашин, скоростное шоссе из города, отдельные дома…
Великолепный пейзаж, подумал Бейнс. Горы и вода, и небольшие клочья тумана над «Золотыми Воротами».
— А что это за гигантское сооружение внизу? — спросил Лотце. — Оно завершено всего лишь наполовину. Космопорт? Но ведь у японцев, насколько мне известно, нет космических кораблей.
Улыбнувшись, Бейнс пояснил:
— Это стадион «Золотой Мак». Для игры в бейсбол.
Лотце рассмеялся.
— Да, они просто обожают бейсбол. Невероятно. Начать возведение такого грандиозного сооружения для игры, для вида спорта, который является пустым времяпрепровождением, да так и не…
Бейнс не дал ему закончить фразу.
— Это законченное сооружение. Такова его форма в соответствии с замыслом архитектора. Оно открыто с одной стороны. Новое слово в архитектуре. Американцы очень гордятся им.
— У него такой вид, — произнес Лотце, глядя вниз, — будто его проектировал какой-нибудь еврей.
Бейнс внимательно посмотрел на собеседника. Он остро почувствовал эту характерную для немецкого склада ума неустойчивость, искру помешательства в нем. Неужели Лотце так на самом деле считает? Неужели эти случайно оброненные слова выражают подлинные его чувства?
— Надеюсь, мы еще встретимся в Сан-Франциско, — сказал Лотце, когда корабль коснулся поверхности земли. — Мне будет так недоставать соотечественника, с которым я мог бы беседовать.
— Но я ведь не ваш соотечественник.
— Да, да, но какая разница? В расовом отношении мы так близки. Можно сказать, одинаковы во всех отношениях. — Лотце заерзал в своем кресле, готовясь расстегнуть весьма замысловатую застежку ремней.
Неужели я в расовом отношении родственен этому человеку? Задумался Бейнс. Мы с ним настолько близки, что у нас одинаковые цели и намерения? Тогда, значит, эта искра безумия и во мне тоже. Мы живем в мире, который сошел с ума. Безумие правит миром. Как давно мы узнали об этом? Когда впервые с этим столкнулись? И — сколько нас, которые об этом догадываются? Только не Лотце. Наверное, если ты понимаешь, что безумен, значит, ты еще не сошел с ума окончательно. Или, во всяком случае, начинаешь избавляться от безумия. Прозреваешь. Как мне кажется, это осознают очень немногие. Отдельные личности тут и там. А вот широкие массы… Что они себе думают? Все эти сотни тысяч жителей хотя бы вот этого города. Неужели все они воображают, что живут в нормальном мире? Или они тоже начинают догадываться, в их сознании бывают хотя бы проблески истины…
Однако, подумал он, не мешало бы все-таки понять, что же означает это слово — безумие. Нужно дать логически непротиворечивое определение. Что я подразумеваю под этим словом? Я его вижу, я его ощущаю, но что же это?
Это то, что они делают, то, чем они являются. Это то, что они сами не в состоянии осознать. Это их неосведомленность о других. Непонимание того, что они делают с другими, какой вред причинили и продолжают причинять. Нет, не то. Сам не знаю. Но я ощущаю это и умом, и сердцем. Эту их бессмысленную жестокость. Именно ли в этом их безумие? Тоже нет. Боже, подумал он. Я не в состоянии разобраться, отыскать истину. Может быть, их безумие в том, что они отвергают отдельные элементы окружающей нас реальности? Да. Но не только в этом. Оно в их планах. Да, в их замыслах. Завоевание планет. Это нечто такое же безумное и бессмысленное, как и их покорение Африки, а до этого — Европы и Азии.
Их мироощущение — оно космическое. В нем нет места — ни человеку здесь, ни ребенку там. Одни абстракции: раса, земля. Фольк. Ланд. Блут. Эре. Не благородство человека, а Эре, честь сама по себе. Для них реально только абстрактное, реальность же они просто не замечают. Это их чувство пространства и времени. Они смотрят сквозь пространства «здесь», «сейчас» в необозримые космические глубины, которые находятся вне пределов этих понятий, в вечность. И это смертельно опасно для жизни. Потому что со временем, когда-нибудь, жизни не станет. Были когда-то во Вселенной одни только частицы первозданной пыли, горячий газообразный водоворот, и ничего более, и так будет снова. А жизнь — она всего лишь заполняет промежуток между этими состояниями, Айн Аугенблик. Космические процессы ускоряются, превращая живое снова в гранит и метан; колесо вселенской истории крушит жизнь. Все в этом мире только временное. И они — эти безумцы — как раз и способствуют своей деятельностью торжеству гранита, праха, стремления к небытию. Они хотят помочь природе.
И, еще подумал он, я догадываюсь почему. Они хотят сами стать движущей силой истории, а не ее жертвами. Они отождествляют себя с Богом, с его всемогуществом и верят в свою богоподобность. Именно в этом суть их безумия. Они захвачены стереотипом; их коллективное «Я» увеличивается в объеме так, что они уже сами не в состоянии разобрать, с чего начинали, и тогда божественность их покидает. Это не высокомерие, не гордыня; это отрицание личности, доведенное до своего логического предела, когда уже нельзя провести грань между тем, кто поклоняется какому-нибудь богу, и тем, кто сам считает себя богом и требует поклонения. Не человек пожрал Бога — Бог пожрал человека.
Чего они не в состоянии постичь — так это беспомощности человека. Я мал, я слаб, я совершенно безразличен окружающей меня Вселенной. Она просто не замечает меня. Я живу неприметно. Но почему это плохо? Разве так не лучше? Тех, кого боги замечают, они уничтожают. Оставайся малым — и ты избегнешь ревности сильных мира сего.
Отстегивая свой привязной ремень, Бейнс произнес:
— Мистер Лотце, этого я еще никогда никому не говорил. Я — еврей.
Лотце поглядел на него как на человека, достойного сожаления.
— Вы об этом ни за что не догадались, — продолжал Бейнс, — потому что внешне я ничем не похож на еврея. Я изменил форму носа, сделал меньше жировые поры на лице, химическим путем осветлил кожу, даже изменил форму черепа. Короче говоря, по внешности меня невозможно уличить. Я вхож в самые высшие сферы нацистского общества и действительно часто там бываю. Никто меня не разоблачит. И… — тут он сделал паузу, стал близко, очень близко к Лотце, и добавил таким тихим голосом, что слышать его мог только Лотце. — И есть еще другие такие, как я. Вы слышите? Мы не погибли. Мы все еще существуем. Мы живем, не замечаемые никем.
- Мужчина с понедельника по пятницу - Элис Петерсон - Зарубежная современная проза
- Мистер Ф. это мистер Ф. (пер. В.Гольдича) - Джеймс Боллард - Социально-психологическая
- Книжный магазин Блэка (Black Books). Жгут! - Роман Масленников - Цитаты из афоризмов
- Почта спешит к людям - Ефрем Борисович Соркин - Зарубежная образовательная литература
- Муза и кофе - Леся Ах - Поэзия / Русская классическая проза